Это третья и четвертая из серии зарисовок, читать их все или соблюдать хронологию нет необходимости. Но если хочется, то пока порядок такой:
1. Морская птица
2. Импульсивные.
3. Минусы совместной ночевки
4. Второй акт благодати
Название: Минусы совместной ночевки
Оригинальное название: Discomfort in a dream state
Автор:
celluloidbroomclosetПереводчик: джоведи (ну это типа я)
Бета: Прекрасная
Meg_aka_moula 
Фандом: Наш флаг означает смерть
Ссылка на оригинал:
ВотьПейринг и персонажи: Стид Боннет/Эдвард Тич, ака Капитан Джентльмен/Черная Борода
Жанр: Пов Эда, вырезанная сцена
Таймлайн: между 5 и 6 серией второго сезона
Рейтинг: pg-15
Размер: мини
Разрешение на перевод: получено
Описание: Стид разговаривал во сне. Громко. Эд и раньше об этом знал, они делили каюту, когда были со-капитанами, он уже слышал всевозможные бормотания, шепот, споры и один несуразный и очень громкий разговор с, как он в итоге догадался, чайником для заварки. Поэтому то, что Стид издавал во сне странные звуки, не было ему в новинку. На самом деле он даже скучал по этому.Припасть
Стид разговаривал во сне. Громко. Эд и раньше об этом знал, они делили каюту, когда были со-капитанами, он уже слышал всевозможные бормотания, шепот, споры и один несуразный и очень громкий разговор с, как он в итоге догадался, чайником для заварки. Поэтому то, что Стид издавал во сне странные звуки, не было ему в новинку. На самом деле он даже скучал по этому.
Но в последние недели события приобрели другой оборот. Поначалу он даже слегка испугался, проснувшись оттого, что Стид, как ему показалось, застонал от боли. Эд был уже на полпути от софы к кровати, когда осознал — то, что он слышал, не имело с болью ничего общего. Он почувствовал легкое удивление, смущение и... еще кое-что.
Затем он услышал свое имя, произнесенное вовсе не так, как Стид произносил имя Мэри в бреду, казалось бы, уже целую вечность назад — тон был совершенно иной. Стид звал его. Просил о чем-то. Умолял.
Эд ни разу не обмолвился об этом — Стид бы со стыда сгорел. Он бы начал спать в коридоре, в вороньем гнезде или вроде того. Поэтому Эд старался отключиться, что было совершенно невозможно, когда он слышал свое повторяющееся имя, и стоны, и мольбы о том, чего он сам так отчаянно желал уже давно, а теперь знал, что и Стид хочет того же.
Он испытывал адский соблазн подойти к кровати, лечь рядом и запустить пальцы в эти влажные от пота пряди, поцеловать раскрасневшуюся кожу, стянуть эту дурацкую ночную рубашку, положить руку Стиду на член и ласкать, пока тот не... Либо, о господи, еще лучше, предложить себя, ощутить наконец его внутри, дать им обоим то, в чем они так отчаянно нуждались, о чем Стид молил каждую чертову ночь, а Эд не мог понять, чего ждет.
Это было пыткой. Это такие звуки он будет издавать? Это вот так он будет стонать его имя до тех пор, пока оно не начнет отдаваться во всем теле? Или это будет иначе, когда Стид будет наконец внутри него?
Днем, когда они бодрствовали и было на что отвлечься, подождать все еще казалось хорошей идеей. Не торопиться. Терпение вознаграждается. Сначала ему нужно научиться ладить с самим собой. Но потом наступала ночь, и чем ближе ко сну, тем меньше в этой идее становилось смысла. Все эти беседы, и невинные шутки, и дурацкие каламбуры, и блеск в глазах Стида, когда тот улыбался той самой улыбкой, которая предназначалась только ему, Эду. Будто все вернулось к тому, как было раньше, но теперь стало глубже, потому что они лучше узнали друг друга. Поцелуй на ночь, осторожный, слишком, блин, осторожный, потому что Стид его понимал. А затем — тишина и темнота, и легкое дыхание, которое превращалось в сопение — боже, Стид еще как сопел, — а потом, посреди ночи или под утро начиналось… это. И все же. Эд должен был быть терпеливым. Узнать себя перед тем, как узнать его.
Эд перевернулся и зарылся лицом в подушки. Но ведь ты уже его знаешь, не так ли? Ты знаешь его намного лучше, чем себя самого, в том-то и проблема. Ты практически чувствуешь воздух в легких, когда он вдыхает, ощущаешь биение его сердца в своей груди. Знаешь, как он морщит нос, как блестят его глаза, каждую морщинку на лбу, когда он хмурится, и ямочки на щеках, когда улыбается. Ты будто ощущаешь предметы, до которых он дотрагивается, вот только это не тебя он касается, потому что он чуткий и милый, а ты попросил не торопиться. Но невозможно не думать о его пальцах в твоих волосах, о его губах на твоих, о том, каково это — ощущать его внутри, каково это — быть с ним и осознавать, что он хочет того же, слышать, как он этого хочет… Его голос будто твой собственный, каждое слово проникает под кожу, отдается в каждом мускуле и доходит до сильно бьющегося сердца, которое принадлежит ему, хотя он даже не пытался его украсть и не догадывался, что уже сделал это. И пусть оно поддерживает в тебе жизнь, но оно — его. Он не пытался заполучить тебя, и все же ты принадлежишь ему. Какого же черта ты выжидаешь…
Эд закрыл глаза. Так не могло продолжаться. Если раньше ему просто казалось, что он сходит с ума, то вот это его точно доконает. В ближайшее время придется взять дело в свои руки, иначе он самовоспламенится или типа того. Он слышал, что такое случается, и теперь верит, что это правда.
Но самым худшим — и это его когда-нибудь убьет — было то, что он услышал пару раз и никогда, никогда не расскажет об этом Стиду. И сейчас он услышал это снова, выдох, который смешивался с ударами волн о борт, из-за чего в первые разы он решил, что ему показалось. Но нет.
— Я люблю тебя, Эд, люблю.
Проклятье.
Название: Второй Акт Благодати
Оригинальное название: The Second Act of Grace
Автор:
celluloidbroomclosetПереводчик: джоведи (ну это типа я)
Бета: Прекрасная
Meg_aka_moula Фандом: Наш флаг означает смерть
Ссылка на оригинал:
ТутьПейринг и персонажи: Стид Боннет/Эдвард Тич, ака Капитан Джентльмен/Черная Борода
Жанр: Пов Стида, вырезанная сцена, романтика, флафф
Таймлайн: Сцена наутро, 7 серия второго сезона
Рейтинг: R
Размер: мини
Разрешение на перевод: получено
Описание: Первое, что Стид чувствует по пробуждении — руку на своей спине. Легкие, нежные прикосновения подушечек пальцев, которые едва притрагиваются к коже. Он слышит шум моря, ударяющиеся о борт волны и крики чаек. И все же вокруг тихо. Еще очень рано. Команда спит, за исключением того, кто стоит на вахте. Ну, Стид на это надеется.
Припасть
Первое, что Стид чувствует по пробуждении — руку на своей спине. Легкие, нежные прикосновения подушечек пальцев, которые едва притрагиваются к коже. Он слышит шум моря, ударяющиеся о борт волны и крики чаек. И все же вокруг тихо. Еще очень рано. Команда спит, за исключением того, кто стоит на вахте. Ну, Стид на это надеется.
Ладонь скользит выше, по плечу, не отрываясь от кожи ни на секунду, но обходя ожог на груди, а потом пальцы оказываются у него в волосах, откидывая их назад и ласково массируя голову. Так ласково. На какую-то секунду он пытается вспомнить, когда в последний раз его так касались, но от этого становится больно, и он прекращает. Так его касаются здесь и сейчас, единственный человек, который имеет значение.
И все же, открывая глаза, он удивляется, когда рука снова скользит по его плечу и устраивается на спине. Удивляется, увидев Эда, опирающегося на локоть и смотрящего на него с выражением, которое он однажды уже видел. Тогда, на пляже, когда на какие-то краткие мгновения все было идеально; такой же взгляд, полный облегчения и нежности. Как такое возможно, чтобы именно на него кто-то так смотрел?
— Привет, — получается сказать у Стида.
— Привет, — отвечает Эд, улыбаясь. — Не хотел тебя разбудить.
Вместо ответа Стид обхватывает его рукой, желая, чтобы он лег обратно и они побыли еще немного вот так, в тепле и безопасности. В конце концов, еще рано.
И Эд поддается. Он откидывается назад на подушку, достаточно близко, чтобы до Стида доносилось его дыхание. Чтобы “дышать одним воздухом”. Эд притягивает его еще ближе, переплетает их ноги и целует в плечо, слегка царапнув бородой. Вот бы лежать так вечно.
И только сейчас Стид по-настоящему осознает — этой ночью они занимались любовью. Вот как это называется. Он никогда не занимался этим раньше. Сексом — да, но не любовью.
Эд слегка шевелится и снова водит пальцами по спине Стида. Они скользят вдоль позвоночника до поясницы и обратно, с единственной целью — просто касаться. Изучать его. Точно так же, как Эд делал ночью, гладя его живот, и руки, и бедра с такой нежностью, что Стид чуть не разбился вдребезги. Он и не представлял, что его можно вот так касаться.
Из груди вырывается то ли вздох, то ли всхлип, и он утыкается в изгиб шеи Эда, пытаясь это остановить. Он не собирается плакать в этой постели теперь, когда и плакать в кои-то веки не о чем.
Но Эд слегка отодвигается и поднимает руку, чтобы провести большим пальцем по его щекам, которые, как оказалось, влажные, хоть Стид и не собирался плакать. Открыв глаза, он замечает, что и у самого Эда в глазах стоят слезы, и он снова смотрит на него тем взглядом. Взглядом, предназначенным лишь для него.
Они целуются, и это новый поцелуй, отличающийся от тех, что были ночью — полных отчаянного страстного желания и совсем не таких, как тогда, на палубе в лунном свете. Он отличается и от того поцелуя на пляже, полного трепета и надежды. Стиду хочется запомнить каждый, составить из них длинный список, нанести его на свое сердце, чтобы никогда не забывать. Как будто он мог забыть. Но этот… этот поцелуй был иным. Иным и настолько лучшим.
Он влюблен. Он знал об этом в глубине души еще до того, как подобрал нужное слово. Он знал это… с каких пор он это знал?
<i>Со-капитаны?
Тебе идут изысканные вещи?
Хочешь сделать кое-что странное?
Я Черная Борода?
Я Эд.</i>
<i>Его имя Эд.</i>
Он знал это еще до того, как родился.
Он с удивлением обнаруживает, что смеется. Его целует Эдвард Тич, в его постели, на его корабле, и он смеется. Эд отстраняется, удивленно смотрит на него, но потом и сам заражается смехом. Стид откидывается на спину, а Эд садится, и каждый раз, как их взгляды встречаются, они снова хохочут.
Когда приступы смеха заканчиваются, Эд спрашивает:
— Ты в порядке?
Стид кивает и приподнимается:
— А ты?
— Еще как. Более чем в порядке, — он делает паузу, и его лицо приобретает выражение, которое на этот раз Стид не может интерпретировать, — лучше, чем когда-либо был. Мне… надо отойти кое-что сделать.
— Хочешь, чтобы я…
— Нет, оставайся тут, я скоро.
Эд выбирается из постели, и Стид наблюдает за ним, но старается не присматриваться к татуировке, которая занимает почти всю его спину — когда-нибудь он заставит эти слова исчезнуть, по крайней мере, два из них. Вместо этого он присматривается к более витиеватому узору на бедре, о котором не догадывался до прошлой ночи. Он обязательно составит обстоятельный и подробный план исследования этих татуировок.
Эд подбирает с пола бархатный синий халат — наверное, они скинули его ночью с постели. Стид садится на кровати, прикрывая глаза и слушая, как тот ходит по каюте. Единственная боль, которую он ощущает — от небольшого ожога на груди. Каждый мускул его тела расслаблен, а кости как будто превратились в желе; он и не знал, что можно ощущать себя таким… удовлетворенным.
Шаги приближаются и, открыв глаза, он видит, как Эд наклоняется за мимолетным поцелуем.
— Никуда не уходи.
Стид качает головой:
— Никуда и не собирался.
Однако он успевает уловить искорку сомнения во взгляде Эда. Он обязательно заставит исчезнуть и это тоже.
Без Эда в комнате становится слишком тихо. Можно расслышать, как люди на корабле начинают просыпаться. Из окна виден рассвет, мимо быстро пролетает птица. Быть может, это Баттонс.
Он играет с кольцами, лежащими на подоконнике (спасибо за совет, Люциус), и тут его настигает короткое, но очень яркое воспоминание — выражение лица Эда, когда тот достигает…
Снаружи доносится громкий всплеск. Надо будет обсудить с Арчи более приемлемые способы отпугивания акул, которые не включали бы в себя сбрасывание пушечных ядер им на головы. Если, конечно, там вообще есть акулы (в чем лично он сомневался). Но это будет потом, а сейчас он слышит щелканье замка...
…и Эд вносит завтрак.
